Скучный человек из тоталитарного государства шёл по направлению ветра по пыльной дороге к новой жизни. Помимо запасных портянок в карманах его несвежих брюк лежала банка с раствором формалина и правым глазным яблоком. Оно представляло собой белый шар из непонятного вещества с идеально ровным кругом зрачка внутри неравномерного серого. При быстрой ходьбе банка то и дело норовила выпасть из кармана, но скучный человек, привычный к порядку и службе, через равные отрезки времени поправлял штаны правой рукой и шёл дальше.
Впрочем, вам не должно быть до этого никакого дела.
Он проснулся в некошеной беспорядочной траве под давящим безграничностью небом. Надо. Надо было … «Коллективная пробежка», подсказал организм. Человек поднялся без колебаний и огляделся вокруг: никого не было. Пробежка не могла быть коллективной и потому отменялась. Он вспомнил, что. И вздохнул. Поправил правой рукой брюки и, вздохнув ещё, двинулся в путь.
Его левая нога следила за чеканностью шага, а правая отмеряла расстояние. Добже.
Через шесть часов неоправданно яркое солнце оказалось ровно над его макушкой. Человек взглянул на солнце без дерзости и, беззвучно шевеля губами, спел ему гимн.
Ещё через час пути он встретил кошку. До этого он никогда не видел живой кошки. Он вспомнил картинку из учебника биологии, раздел ненужных существ. «Кошка, - говорилось под картинкой, - существо пятидесяти сантиметров в длину. Пищевой и пушной ценности К. не представляет: мех её быстро изнашивается, а её поедание безнравственно. К. гуляет сама по себе, преданности коллективу не осознает, равно как не осознает и служения общей цели. По этой причине К. не представляет идеологической ценности и министерством не одобряется».
Человек с улыбкой разглядел кошку: ему было интересно. Кошка была очень разноцветна и хаотична, при гибких движениях с закруглениями. Она взглянула на него равнодушно, не признав опасности, и вылизала под хвостом.
― Ты бессмысленная! – сказал весело ей о ней человек и прошел мимо.
Он пропустил уже два приема пищи и начинал терять чувство времени. Нужно было дать организму передышку за неимением подкрепления. Человек сошел с дороги и уселся под пышным кустом. Куст вдруг зашумел листьями, задрожал, и из него вышел небритый. Он выкушивал прозрачную жидкость и морщился, но улыбался. Странный субъект.
― Хошь? – протянул небритый бутыль.
Человек, мучимый жаждой, поднес её к губам, но резкий запах псевдоводы ударил ему в нос.
– Это же для дезинфекции! Ты что?! – воскликнул он и вылил химическую гадость в почву.
– Ты чтоооооо?! – заревел в свою очередь небритый и кинулся на нашего человека. Тот, от создания не воин и без приказа свыше не имеющий права воевать, поспешно вернулся на дорогу. Небритый, потеряв равновесие, рухнул наземь.
К наступлению вечера человек добрался до населенного пункта. Первый встречный был длинноволос, дик и до безобразия цветасто одет.
– Поэт Преображенский, – представился встречный.
– Завода Имени Его Великолепия Правителя в Означенную Дату Третьего Отдела Производства Танковых Гусениц рабочий по четным дням, – представился в свою очередь человек.
– Ишь ты, поэтично, блин.
Человек оглядел поэта. В его государстве тоже был Поэт, но выглядел совсем иначе. Он был квадратен, носил прямоугольные очки и серый костюм и имел чувство ритма лучше часов. Он сочинял гимны и марши, и потому был главной фигурой всех демонстраций. Его портреты тоже носили по праздникам.
– Куда ты идешь? – спросил поэт Преображенский.
Человек не мог знать.
– Хочешь есть?
Человек хотел и последовал за приглашающим жестом.
Преображенский провел его через местность на другой конец городища проспектом Молодых Цинциннатов.
Жилище поэта оказалось глиняной хатой с коммуникациями посреди поселка городского типа. Оно было населено разнообразными людьми, такими же разнообразными, сколь неположенными.
– Мои сотоварищи, – указав широкой ладонью на людей, молвил Преображенский.
Слово «сотоварищи» отозвалось уютом в голове человека.
– А что вы производите?
Один толстый и не желающий стареть дядька усмехнулся.
– В наше время, сказал он, – люди производят только говно. А мы занимаемся созиданием.
Человек посмотрел на него внимательней.
– Как можно?
– Нам, поэтам, можно всё! Кладем мы на вас с высокой колокольни.
– Что вы кладете на нас? Ответственность?
Дядька захохотал и обратился к Преображенскому:
– Где ты откопал этого чудака?
– Где надо, там и откопал. Не один хрен ли, блин? Лучше пожрать сообрази-ка.
На мягком диване сидел худой очкарик в шинели, не годный к работе. Он засуетился и достал из стенного буфета консервы свиные в алюминиевом объеме и вяленую воблу. Протянул человеку и попутно представился:
– Студент Вышипятько-с.
– Завода Имени Его Великолепия Правителя в Означенную Дату Третьего Отдела Производства Танковых Гусениц рабочий по четным дням, –проговорил человек.
Пузатый опять захохотал.
–П-простите, – прошамкал студент, – а попроще никак нельзя?
– Так точно, можно! Функционариуш станка двенадцать. А вы чем занимаетесь?
– Так мы также-с! Поэты мы!
Человек удивился:
– Так много?
– А как же? – развел руками Преображенский. В наше время без этого никак!
– А кто же тогда выполняет материалы?
– Какие тебе материалы?
– Ощутимые руками. Чем вы орудуете?
– Мы, дорогой, орудуем словом.
– Вы все? Все делаете слова? А польза?
– А разве от слов её нет?
– Много слов не требуется.
Пузатый дядька, которого мы для удобства повествования станем называть впредь Тарасом, усадил человека силой за стол и велел студенту принесть водки, обратившись к нему «господин Выше Пятки».
Человек, не зная порядка действий, молчал. Тарас положил руку на спинку и дивана и сказал:
– Вот, чудило, назови мне любое слово, а я тебе о нем моментально сочиню.
Человек призадумался и назвал: «Слово».
Тарас, не моргнув глазом, произнес:
– О слово! Ты…
Тут он замолк и моргнул-таки глазом. Потом другим. Почесал пузо рукою.
– Конфуз! – сказал Преображенский.
– Хранцуз! – отозвался мигом Тарас.
– Арбуз!
– Обуз! – подхватил подошедший студент Вышипятько, споткнулся о порог и разлил рябиновое варенье по чужим ногам.
Тарас поднял руку:
– Протестую! Не об именительном падеже.
– Протестую! – передразнил Преображенский. – Не варенья ждем!
– Наше правило – потреблять именительные слова в падеже.
– Нет, потреблять не детских кушаний, а чистого спирта!
– Это разве правила? – спросил тихо наш человек, но никто его не услышал.
– Выше Пятки, выше нос! Воротись с напоем!
Студент поднялся, отряхнулся, размазал варенье по шинели и ретировался. Через минуту он торопливо вернулся с банкой соленых огурцов и на сей раз споткнулся о ногу Тараса, намеренно выставленную для этой цели. Кувырнулся носом в пол, банка разбилась, огурцы полетели по воздуху и окончили свой полет в разных концах комнаты. Поэты загоготали, совсем как злобные гуси. Вышипятько снова принял двуногий вид и вышел.
С кресла в углу поднялась тень, до этого бывшая дремлющей женщиной. Теперь она была не спящей и рыжей, в мятой юбке. Глазья точь-в-точь как у давешней кошки. Она прищурилась и потянулась. Поглядела на нашего человека как на новое лицо в своём окружении и подошла к нему странной походкой, как фрегат на высоких волнах. Села к нему на колени и обняла за шею. Человек был удивлен и мысленно попятился.
– Лизавета – Чудило, – представил их друг другу поэт Преображенский. Человек попробовал учтиво склонить голову. Лизавета подняла ввысь его лицо за подбородок своими колючими пальчиками. Поглядела в глаза и впилась в него губами. Он не знал как себя вести, не смог противиться.
Студент вернулся, неся на тощих вытянутых руках жареного кабана Кузьму. Из-под плинтуса выскочила крыса и бросилась под ноги студенту. Она всё верно рассчитала: тот завизжал, подпрыгнул, выронил жареного кабана Кузьму из рук. Крыса схватила Кузьму и юркнула с ним в своё жилище. Кузьма немного застрял сперва под плинтусом, но это только сперва. Крыса ещё раз высунулась, показала студенту дулю и скрылась.
– Ой, Петенька, какой же вы потешной! – сказала Лизавета.
– Тебя только за зарплатой посылать! – сказал Тарас, поднялся сам и снял со стены картину, изображающую нечто. За картиной оказался просторный сейф, хранящий в своей утробе склянки, банки, бутылки. Тарас достал бутыль с чаецветным содержимым и разлил в стопья-бокалы.
Человек очень хотел и есть, и пить. Он помнил историю с утренней водой для дезинфекции, поэтому на всякий случай сначала понюхал. Точно, не чай. Обмакнул мизинец, лизнул: средство для смывания моторного масла! Отравить удумали, решил человек. То был второй раз в жизни, когда ему пришлось подумать о людях нехорошо. Он устыдился.
Однако, господа пили сей напиток сами, и не без удовольствия.
– Помянем Кузьму, – сказал ещё один персонаж, бывший в комнате. Он был до того безликим и совсем не заметным, что не стоит о нём боле и упоминать. Вышипятько принёс банку тушенки и поставил перед гостем. Спасибо, сказал тот.
Все уставились на Тараса. Кажется, он главенствовал в здешней иерархии.
– Слово, – напомнил поэт Преображенский.
Тарас осушил стопку и вытаращил глаза в степь. Провел рукой по усам (да, у него ведь были усы. Соломенные).
– СЛОВО! … Есть слово «месть», есть слово «честь»,
И прочих разных глупых слов не счесть!
Он замолк. Все ещё какое-то время ждали продолжения, но его не последовало. Лизавета бурно захлопала в ладоши с криком «браво!».
Тарас поглотил ещё стопку, ещё и ещё, и сразу ещё одну. После чего упал лицом в селедочный салат, где и остался пребывать.
Человек был рад людям, но это общество нравилось ему всё меньше. Он захотел найти других людей. Попробовал встать, но женщина мешала. Тогда он показал рукой на дверь.
– А, – понимающе и как-то подло улыбаясь, сказала Лизавета.
Подняла нашего человека за руку и повела в портомойню.
Там были тазы.
Она начала стаскивать с него брюки.
– Верно, – вспомнил он. – Нужно ведь постирать.
Лизавета хрипло захохотала. Сдернула брючину, и из кармана вывалилась и звонко поскакала по плитке банка с раствором формалина. Лизавета потянула к ней свои любопытные бабьи загребущие ручищи и уже готова была схватить её, как Функционариуш станка двенадцать, неожиданно всхлипнув, оттолкнул любопытную бабу и схватил свою банку. Прижал к груди и выбежал на улицу, оставив брюки трофеем.
Вже була ніч. Щоб не заблукати, людина вирішив сховатися за хатою, де і заснув. Вранці українська мова відпустила його.
Проснувшись на рассвете, он первым делом проверил наличие банки, а вторым начал сооружать себе штаны. Подходящих материалов не было, но были исполнительные руки и лопухи. Через двадцать шесть минут были готовы шорты по последней моде намибийцев. В них было что-то на манер танковых гусениц.
Недолгая работа ненадолго придала человеку смысл.
Но нужно было двигаться дальше.
Дворы и плетень говорили: центр поселения там. Он пошел туда.
В одном дворе собака отпрыгнула от будки и повисла на цепи, заливаясь лаем. Человек помахал ей, собака стихла: она узнала его. Собаки узнают людей, которые любят собак. Она оглядела самодельные шорты и взором предложила взять белье, сушившееся с вечера на веревках. Нет, ответил человек, это чье-то и кому-то нужное.
Как знаешь, был ответ собаки. На бельевую веревку села галка, и собака переключила своё внимание на неё.
Человек услышал вдалеке приглушенные коллективные возгласы с намеком на синхронность, он поспешил.
Выйдя на главную площадь, он увидел толпу митингующих перед зданием местного градоуправительства. Толпа бесновалась, скандировала недружно неясный лозунг, дети и молодые женщины в задних рядах танцевали, мужчины выглядели не совсем выспавшимися или вовсе не спавшими. Они были просто так.
На балкон вышел мэр в ночном колпаке и разных тапочках. Наш герой был единственным, кто встал смирно, несмотря на нелепость своей формы. Окружающие и сжимающие вынули заготовленные помидоры. Мэр, видать, уже наученный, спрятался за балясину.
Человек не понимал, не мог понимать. Он поспешил прочь. Если бы вечером он купил газету, он бы прочитал:
«В N-ской области защитники прав бактерий и болезнетворных микробов одержали убедительную моральную и политическую победу над местным деспотическим градоуправительством. Это был уже четвертый митинг в поддержку новой гениальной идеи знаменитого правозащитника Д. Ведьмака, и на сей раз он увенчался успехом. Местные власти после упорного сопротивления пошли навстречу митингующим и обнародовали указ о запрещении использования чистящих порошков и хлорки. Особенно жестоко будет караться использование этих веществ в местах общественного пользования. Злостный противник либерально-освободительного движения, главный санитарный врач города осужден. На суде своей вины он не признал и был приговорен к пожизненному заключению. Народ счастлив. «Теперь не будут страдать невинные существа!» – говорит со слезами на глазах восьмилетняя Клавдия. «Такого упыря нужно было повесить на фонарном столбе! – не довольна приговором суда справедливая пенсионерка. – Мы подадим апелляцию, надеюсь, меру наказания пересмотрят! Таким человеконенавистникам не место в нашем обществе. Бактерии – они ведь тоже люди».
Если ваши права попираются и кто-либо унижает ваше достоинство, обратитесь к Д. Ведьмаку – кандидату юридических наук, человеку широкой души и широкой мысли! Тел. 666-999
Новости спорта
Известный спортсмен Ф. Адольф, участник пробега самоходных карет «Барыж – Лебедянь», вновь возвращается в строй! Напомним, что два дня назад, на 489 км дистанции, с ним случилась досадная неприятность. Подскочив на камне, автомобиль ударился о землю. При осмотре было выявлено нарушение геометрии подвески. Механик Адольфа, как назло, получил солнечный удар. Экипаж был вынужден…»
