Снежный коридор тянется в глубину леса и кажется бесконечным. Снег с веток засыпает так, что не видишь даже соседей, сидящих рядом в тележке, которую, натужно урча, тянет трактор. Только успеешь отряхнуться от снежной пыли, как слышишь крик: «Ветви!» Значит, надо опять пригибаться, чтобы уберечь голову…
Когда я в очередной раз выпрямился и посмотрел на небо, взгляд уцепился за скачущую над верхушками елей луну. Через несколько секунд она остановилась – вместе с трактором, который уперся в очередной завал. Тракторист вылезает из кабины, берет топор и не спеша направляется к препятствию. Одного точного удара оказывается достаточно, чтобы толстая ветвь лопнула, а гора снега, сверкая искрами, осыпалась и открыла проход. Пассажиры в тележке вздохнули практически одновременно: опять снежный коридор… Значит, едем до следующего завала. На пути в Софрониеву пустынь я насчитал их десятка полтора…
Тележка прыгает на кочках. На дорогу я не жалуюсь: о ней предупредили заранее. Зато не предупредили о досках, флягах и мотоблоке, который перекатывается по дну тележки. «Держишь его? О’кей! – кричит мой сосед Вадим. – Тогда – форвард!» Странно слышать в этом заснеженном безлюдном лесу английские слова от человека, одетого в рыжий тулуп и валенки. Странно, если не знать, что Вадим оставил в Нью-Йорке собственную ювелирную фабрику, жену и троих детей, а сам пятый месяц трудничает в Софрониевой пустыни. Причем считает, что лучше места и не придумаешь: электричества нет, связи нет, дороги тоже нет… Ее, кстати, лесовозы разбили – вон, бревна лежат вдоль обочины. Вадим пытался найти на них управу, да все зря. Так что он успокоился и стал искать и в этом положительные стороны: «Я им говорю: может, и хорошо, что дороги в пустынь нет!» Говорит он это двенадцати сестрам пустыни и настоятелю – отцу Владимиру. «Я такого человека по всему миру искал…» – Вадим обрывает фразу, потому что сверху на нас обрушивается целая лавина снега! Да сколько же его в этом лесу!
Вместе с нами в тележке едут два мирянина из села Коваксы и две монахини, которые часто-часто крестят дорогу. Вот один из сельчан оборачивается и кричит, что трактор застрял, надо вылезти и подтолкнуть. «Тракторист скажет, где и когда вылезти», – авторитетно заявляет опытный Вадим. Он поплотнее запахивает тулуп и продолжает рассказывать о пустыни. Все там очень строго, спать ложатся рано. Когда он только пришел туда, ему дали послушание пасти коров и коз… Но тут тракторист просит всех выйти: трактор действительно завяз. Тракторист достает бензопилу и вдвоем с Вадимом начинает валить деревья и подкладывать стволы под тракторные колеса. Без настила не обойтись…
Только сейчас мы заметили, что в глубине леса мерцает слабенький огонек. Значит, пустынь уже близко.
И действительно, через несколько минут мы подъехали к огромной, прикрытой снежной шапкой поленнице высотой с фонарный столб. Ну, или почти с фонарный столб. Сравнить было не с чем: последние фонарные столбы остались на окраине села Коваксы. А здесь свет – вот он: зажженная свеча в руке монахини, что стоит на крыльце…
Георгин в заснеженном лесу
Рассвет следующего дня встречаем на крыльце трапезной. Даже сейчас, при дневном свете, лес кажется диким и страшноватым. Мы разглядываем его с подозрением. Сестра Ольга, улыбаясь, наблюдает за нами, а потом начинает рассказывать, как в прежние годы к пустыни зимой подходили кабаны и лосиха с лосенком. А в лесу сестры нередко натыкались на рысьи следы.
На советском тяжеловозе Георгине лежат все перевозки в пустыни…
Неожиданно ближайшие к нам кусты зашевелились, обрушив очередные белые потоки. На полянку вышла женщина, вся усыпанная снегом. На лице ее застыл иней, края шали заледенели, а большой рюкзак, хоть и покрыт снегом, все равно источает запах свежего хлеба. Оказывается, это паломница – ЛарисаФедоровна Прокушева, учительница из Коваксы. Хорошо, что она добралась благополучно. А то тут недавно случай был: одна из паломниц заплутала и всю ночь от страха просидела на дереве. Лариса успокаивает: ей единственной доверяют в пустынь через лес паломников водить. Правда, летом. Договорить она не успевает: порыв ветра сбрасывает на нас с верхушек елей огромную шапку снега. Мы отфыркиваемся. «Это снежинка! – смеется Лариса. – Ох, что же в лесу творится! А вы как сюда попали?» – «На тракторе». – «Да понятно, что на тракторе. Но эта дорога хуже «американских горков»!» Разговор плавно перетекает, конечно же, на лесорубов, из-за которых сестры, живущие в глуши, оказались без дороги. Пока мы перемываем косточки лесорубам, мимо проезжают сани. Конь важно – вверх-вниз – машет головой. В санях – груда дров. Дважды в день ими наполняют короба в кельях, трапезной и храме – топят тут исключительно дровами. Правит санями наш новый знакомый Вадим, а сзади него – вчерашний тракторист. Они машут руками в варежках, приветствуя Ларису. Ее-то они знают давно, как и ее мужа Владимира, который трудится в пустыни плотником. «Дрова не растеряй, американец!» – кричит Лариса и спрашивает, где ее муж. Оказывается, еще утром муж ушел в село, так что Лариса, махнув рукой, приступила к обычному своему занятию: обходить дома и, низко приседая, осматривать фундамент. Как-то раз зимой она обнаружила, что отдушины в фундаментах не закрыты, оттого в домах было все время холодно, как бы их ни топили. С тех пор она всегда ищет открытые отдушины: «Они – сестры, – молодые… Глупые! Не знают!» Но на сей раз, к ее разочарованию, все отдушины закрыты. Сестра Ольга поправляет выбившиеся из-под шали волосы и отворачивается, скрывая улыбку.
Вообще-то видно, что обитель в глубине заснеженного и дремучего леса содержится в образцовом порядке. Признаться, пока вчера добирались сюда, думали увидеть… ну, покосившиеся избушки, занесенные снегом, ну, старые бараки… А тут терема с резными столбиками, огромные скаты крыш, аккуратные заборчики. А во главе проспекта из елей – великолепный, в древнерусском стиле, храм. Купола выше деревьев… Красота. Вот занесенная снегом часовня над источником, вот еще одна прячет купол под могучими ветвями елей, по которым то и дело мелькает рыжий хвост белки. Сказка!
Любуясь, мы и не заметили, как к нам подошел мужчина. «Петрович!» – представляют его дружно Лариса и сестра Ольга. Геннадий Петрович Турилов – главный по всем постройкам в пустыни. «Гошу видели? – уточняет он у нас. Гошей здесь называют коня Георгина. – Раньше на нем только и ездили. А сани им Михаил Михейкин из Коваксы подарил». На вопрос «как дела?» Петрович вздыхает и начинает рассказывать, что вот, дескать, напоминал тут настоятелю об «утюге». Этим большим треугольником чистят лесную дорогу: сооружают его из подручного материала, на дно из бревен наращивают борта, под пассажиров подкладывают сено – и вперед! Мы Петровича слушаем с особым интересом: через несколько дней нам надо будет как-то выбираться отсюда. «Лучше не придумаешь! – убеждает Петрович. – Надо, чтобы отец Владимир благословил!» Паломница Лариса вспоминает, что под благословение еще не подходила, и убегает. Петрович, спрятав от мороза руки в карманы, топает в лес – присматривать бревна для «утюга». А сестра Ольга, показывавшая нам обитель, вспоминает о своих утюгах. К этому времени в печах должны остаться угли, необходимые для «заправки» чугунных утюгов. Ими здесь и гладят – и одежду, и ризы. Так что глажка считается одним из самых тяжелых послушаний. Мало того что утюг неподъемный, так еще угольки часто выскакивают и прожигают ризы. Несет это послушание сестра Ольга. «Правда, гладим не так уж и часто и не все, – говорит она и добавляет после паузы: – У нас все-таки лес».
Испытания
…Сестры пригласили нас на вечернюю трапезу. На столе в подсвечниках плавились свечи, свет которых почти не освещал лица монахинь. Так что голоса их доносились из сумрака. В неторопливой беседе сестры припоминали события из жизни в пустыни. Во главе стола, как и полагается, сидел настоятель обители. Он дополнял рассказы сестер. Несколько раз повторил: «Мы выбрали такое уединенное место в лесу, чтобы нам ничто не мешало молиться». Это и был отец Владимир, которого владелец нью-йоркской ювелирной фабрики искал по всему миру. А нашел тут.
Чтение Евангелия во время литургии
Распятие вырезали из дерева паломники
Храм, стоявший на этом месте при основателе пустыни о. Софронии, будет возрожден, а пока это ежедневное место паломничества сестер даже в самый глубокий снег
В 2000 году отец Владимир (Цветков), являясь насельником Валаамского Спасо-Преображенского монастыря, получил благословение от игумена на создание женского скита при Валаамском монастыре недалеко от города Зеленогорска, под Санкт-Петербургом. Большинство скита составляли его духовные чада – все участники Общества православной культуры имени святителя Игнатия Брянчанинова, которым руководил отец Владимир. Через год вышел приказ о преобразовании скита в мужской. Женской общине предложили найти новое пристанище. Отец Владимир пересмотрел не менее двадцати разных мест, но тут его знакомый, Сергей Владимирович Горохов, поведал ему о заброшенной в нижегородском лесу Софрониевой пустыни. Разговор тот произошел в день памяти святителя Софрония, патриарха Иерусалимского, и отец Владимир счел это добрым знаком…
Прокладывали сюда дорогу с помощью топора, пилы и лопат. Пустынь была основана старцем Софронием в конце XIX века, вместе с ним жили двенадцать сестер. В 1921 году он умер, а через восемь лет пустынь разрушили. В 90-е годы ее пытались восстановить энтузиасты, так с тех пор здесь и стояли молельный дом, баня, конюшня и старый барак, в котором ютились несколько трудников-сторожей из бывших осужденных. «Я как увидел, сразу понял: место – наше!» – вспоминал отец Владимир.
Сестры появились в пустыни в ноябре 2001 года. Привозил их на телеге партиями Михаил Похлебкин, житель села Никольское, где сначала остановилась община. Женщины, которых он вез по глухому лесу, с тревогой спрашивали: «А где же дорога?» На что Похлебкин невозмутимо отвечал: «Потом расскажу, а то сами пойдете и заблудитесь!» Та же история повторялась с каждой новой группой сестер.
Только потом, отмывая пол, выметая паутину и мусор из углов, сестры поняли, почему им ничего не говорили о дороге. Местные жители, чтившие память старца Софрония, боялись, что сестры сбегут и пустынь снова станет безлюдной. Кто захочет жить в бараке с двухэтажными нарами, без электричества, водопровода, продуктов и дров? Правда, в деревне сестрам вручили большой мешок сухарей, которые они сгрызли с чаем. Зато позже, когда у сестер кончился сахар и они после молитвы приготовились пить несладкий чай, одна из них принесла с улицы банку варенья. Банка на лавке стояла. Никаких следов на снегу вокруг видно не было. Случай этот помнят в обители до сих пор.
Но это было только начало испытаний.
Сестра Ольга (Симонова) в иконописной мастерской пустыни
Храм на месте захоронения о. Софрония
Храм на месте захоронения о. Софрония
Протоиерей Владимир (Цветков) – настоятель прихода церкви в честь Иверской иконы Божией Матери в Софрониевой пустыни
В первую зиму по неотложным делам под самое Рождество вынужден был уехать отец Владимир. Дьякону из ближайшего села были оставлены деньги и наказ: купить и доставить в пустынь сестрам продукты. Но снежные заносы в лесу не пропустили ни машину, ни сани. Идти пешком с тяжеленной поклажей дьякон побоялся. А в пустыни тем временем продукты подошли к концу. Вместо масла смазывали дно сковородки воском и пекли лепешки из остатков муки. Пили травяные настои. В конце концов съели все, что было, но отчаянию не поддались. Голода старались не замечать. Но день, когда в дверь постучал, а потом свалился от усталости на крыльце добравшийся все-таки пешком дьякон, сестры вспоминают с радостью. Масло, сыр, сгущенное молоко, муку и макароны помог дьякону донести тот самый Михаил Похлебкин. «Живые! – удивился он, увидев всех сестер. – Надо же, не сбежали!»
После этого случая местные жители, которые поначалу с недоверием отнеслись к насельницам, постепенно прониклись к ним искренним уважением и стали помогать...
Зимой температура в лесу падает ниже минус 40, так что топить старые печи приходится два-три раза в сутки. Раз ночью сгорел молитвенный дом, использовавшийся как храм. Сестры успели вынести Святые Дары, богослужебные сосуды из алтаря и местночтимую икону «Утоли моя печали». Службы продолжались в обустроенном в сестринском корпусе домовом храме. А затем епископ Нижегородский и Арзамасский выдал обители антиминс для совершения Божественной литургии (до этого в пустыни проводились лишь вычитки). Вскоре был поставлен деревянный сруб для будущего храма обители. Большинство стройматериалов в пустынь доставлялось на единственном тогда транспортном средстве пустыни в одну лошадиную силу. Тяжеловоз Георгин и сейчас несет свою службу. «Как он только все выдерживает!» – жалеют его сестры. На что я тут же задавал им вопрос: а как они сами выдерживают жизнь в пустыни?
Электричества здесь нет, никогда не было и не будет. Освещаются храмы, кельи и другие помещения свечами. По такому лесу вести столбы – разорение. А обитель живет только на пожертвования. К тому же одна из целей живущих в пустыни – отказ от комфорта и благ цивилизации. Без электричества меньше забот и искушений. «Года четыре прожили так, – улыбаются сестры, – привыкли».
У непривычных к печам горожанок сначала лица и руки были в саже. Отправляясь в коровник, освещали себе путь свечой и молились, чтобы она не погасла от ветра. Из-за свечей вся одежда и столы были закапаны воском. Паломники начали привозить в пустынь подсвечники, кочерги, чугунки, сковородки, ухваты и самовары. Увидев, как сестры выгребают из печей золу руками, паломник из Арзамаса Михаил Горячкин изготовил для обители множество совочков для золы...
Без огня, а значит, и света в пустыни никогда не оставались. И дело не в запасе спичек. В трапезной висит неугасимая лампадка с Благодатным огнем, который сюда специально привезли…
Коров доить сестер научила паломница. А заодно отсоветовала им мыть зимой коров с мылом, чем сестры одно время в порыве ревности увлеклись. Сейчас в пустыни две коровы, одна телка и две козы…
Паломница Лариса Прокушева ходит сюда часто. Сначала ей было жаль сестер. Считала своим долгом приходить и проверять, как они живут. Присылала своего мужа Владимира помогать обители по плотницкой части. Среди его знакомых оказался ГеннадийПетрович Турилов – специалист по кровлям. Он менял кровли на многих храмах и монастырях в Дивееве. Чтобы нанять его, в очередь записывались… Владимир рассказал о нем настоятелю пустыни, и тот попросил уговорить его приехать и проконсультировать насчет просевшего угла храма. Петрович приехал и заодно починил швейные машинки, пролудил котлы… Отец Владимир убедил его остаться и помогать пустыни. С тех пор Петрович поставил часовню над могилой старца Софрония, починил крышу над трапезной, построил галерею вдоль ее стены, часовню над источником. Местные жители пустынь узнавать перестали. Но однажды все эта красота чуть не превратилась в пепел.
И не скажешь, что эта сестра, ловко сажающая в печь чугун со щами, уроженка Санкт-Петербурга с высшим техническим образованием…
Чудеса, но только труднику Вадиму Плахинину, ювелиру-дизайнеру из Нью-Йорка, дано справиться с норовистым Георгином
Воду в банках с лечебными пиявками сестры меняют не морщась. По специальному послушанию это «лекарство» заготавливается еще с осени
Страшный летний пожар 2010 года подошел к пустыни совсем близко – оставалось меньше 500 метров. В пустынь, где бьет источник, со всего леса слетелись рои диких ос. Власти объявили о скорой гибели обители в пожаре и приказали эвакуироваться. Сестры, из которых ни мороз, ни голод, ни волки, ни медведи, ни даже осы не выдавили слезинки, рыдали и цеплялись за утварь, которую грузили в подогнанные машины. В этот момент отец Владимир решил обратиться за советом к своему духовнику в Санкт-Петербурге – отцу Иоанну Миронову. «Уезжайте, – благословил тот по телефону. – Но пустынь не сгорит!» Всю ночь сестры пребывали в страхе в селе Коваксе, а утром побежали в свою пустынь. А им навстречу из горящего леса бежала всякая живность.
Огонь от пустыни отделяли уже всего полторы сотни метров. Здесь, на линии огня, стояли солдаты с ранцевыми огнетушителями и боролись с пожаром. Сестры с настоятелем пошли вдоль огненной стены, кропя все вокруг святой водой. В руках они несли икону Божией Матери «Неопалимая Купина». Каждому из солдат раздали по нательному кресту, а отец Владимир всех благословил. Те сестры, которые были в силах, носили воду в ведрах по цепочке к линии пожара, другие – готовили еду для солдат. Так они продержались с 28 июля по 19 августа. И огонь отступил. С той поры вечером каждого дня с «Неопалимой Купиной» совершается обход по периметру пустыни в благодарность за спасение.
Несмотря на все пережитое в пустыни, настоятель не спешит называть сестер настоящими пустынножительницами. «Они сестры-пустынницы, но по местоположению, а не по духу. Вот как будет у них сердечная молитва Иисусова, так можно будет назвать пустынницами по духу». Этими словами отец Владимир подытожил рассказ сестер о пустыни…
Истории из простой жизни
Сестра Ольга, паломница Лариса и Петрович ушли по своим делам. А я направился в келью Вадима. Хотелось поговорить с человеком, перебравшимся из Нью-Йорка в этот лес. Да и мороз давал о себе знать, нужно было согреться.
В келье Вадим живет один. На столике – свечи и стопка книг. Его длинный рыжий тулуп висит на стене возле печи. Сушится. Вечером Вадим вместе с трудником Николаем будет развозить дрова на санях. Георгин – конь сильный и капризный, так что управиться с ним может только мужская рука. Да чтобы запрячь и распрячь его, нужны как минимум четыре мужские руки.
Сначала я благодарю Вадима за толстенные теплые валенки, которыми утром снабдили меня сестры. Без них тут пропадешь. Большую партию валенок, теплой одежды и свечей Вадим пожертвовал пустыни сразу, как только приехал. «Ну что, освоились?» – спрашивает он. Я что-то мычу в ответ и грею на печи замерзшие руки.
Вадим улыбается, когда я спрашиваю его, как он здесь оказался, и рассказывает о себе. Уехал он из России в 90-е годы. В Нью-Йорке у него сложился ювелирный бизнес. Фабрикой и хорошим домом на Лонг-Айленде сейчас распоряжается супруга. Денег на содержание троих детей хватает. А он, вместо того чтобы зарабатывать дальше, решил заняться духовными поисками. Побывал во многих странах, жил на берегу Ганга, а потом, вспомнив, что он – крещеный человек, поехал в Санкт-Петербург. Священник, с которым его познакомил родной брат, привез Вадима в пустынь. Здесь он впервые исповедался и причастился. «И не жалко было все бросить?» – «Тут надо пожить подольше, чтоб понять! Я мир объехал, а таких людей не встречал!» – загадочно говорит Вадим и щупает тулуп – высох ли? Надо идти развозить дрова. Вечер наступает быстро.
Сестры стараются во всем походить на своих предшественниц в этом лесу, которые несли свое послушание тут сто лет назад, при о. Софронии
В марте сосульки на кельях вырастут от крыши до земли…
…За прошедшие дни в пустыни происходят такие события. Снег засыпает кельи до подоконника. Владимир, муж Ларисы, вернулся в пустынь. Конь Георгин, провалившись в глубокий снег, сломал оглоблю и ускакал в лес. Петрович получил благословение на строительство «утюга». Мы научились правильно растапливать печку. Моя одежда уже вся закапана воском, зато я наконец перестал шарить рукой в темноте по стене, отыскивая выключатель. «Это прогресс!» – смеется Вадим. Я бываю у него каждый вечер. И, признаться, по-прежнему не могу его понять…
Я узнаю, что насельницы во всем стараются подражать сестрам, жившим здесь в начале прошлого века. Сами шьют, пишут иконы, собирают лечебных пиявок в лесном озере. Вот только, пожалуй, телескопа, в который сестра Светлана (Жукова) разглядывает по ночам звездное небо, тогда не было. А так почти все в пустыни происходит так же, как и сто лет назад. Об этом, кстати, свидетельствует карандашный пейзаж начала ХХ века, сделанный одной из сестер того времени. Он висит под стеклом на стене в трапезной. Его передали в пустынь местные жители. А вместе с ним иконы и кресты, которые после разорения пустыни хранили по домам ровно век. Они наконец поверили, что сестры из пустыни не сбегут, и решили все вернуть. Между прочим, в 2001 году сюда из Санкт-Петербурга прибыли двадцать две насельницы. Сегодня осталось двенадцать. Как и в начале ХХ века, при основателе пустыни старце Софронии…
О своем нынешнем настоятеле сестры говорят: «Нам отец Владимир часто напоминает: если духовного тут ничего не приобретем, то, во всяком случае, мы тут досаждали только друг другу, а всех других освободили от лицезрения своих грехов и страстей».
Как они могут досаждать друг другу, я представить не могу. А вот то, что им тут никто не досаждает, – это точно. Кроме нас и Ларисы, в эти и последующие дни здесь больше никто не появился. Все окончательно замело снегом. Об этом мне радостно сообщил Петрович, когда я пришел к нему в мастерскую. Петрович отложил рубанок, присел поговорить с гостем. Обсуждаем, конечно, сестер. «Строго живут! – говорит Петрович. – Вот строю трапезную для паломников. Они подойдут: «Как красиво! И внутри так же?» Говорю: «Зайдите, посмотрите!» А они: «Нам без благословения нельзя! Без благословения шага не сделают!» «Так уж и не сделают!» – сомневаюсь я. «Ни разу! – твердо говорит он. И тут же поправляется: – Но раз без спроса все в лес вышли. В ноябре такое было, когда телега на дороге перевернулась». Эта катастрофа на дороге, как и сама дорога, для сестер – испытание сильнее предыдущих. В той телеге везли в пустынь мешки с цементом, мукой, капустой, кирпич, щебень. Самый ценный мешок – с кронштейнами и крючьями для желобов на крыши – Петрович во время падения не уберег: все рассыпалось в глубокую лужу. Правда, он тут же махнул на него рукой, когда увидел, что сестры, сидевшие на мешках в телеге, теперь лежат в ряд на обочине и не шевелятся… Так в жизни он еще никогда не пугался. Но сестры быстро пришли в себя и стали помогать Петровичу и Вадиму вылавливать из лужи кронштейны и крючья. Ходили по колено в воде. Потом всем миром грузили в телегу мешки и кирпичи. Наконец тронулись и… опять застрял трактор. Тут уж мужчины велели насквозь промокшим сестрам идти в пустынь пешком. А сами на тракторе потом в темноте заблудились, на какую-то делянку заехали. Каково же было их удивление, когда они увидели между деревьев движущиеся огни. Это сестры с зажженными свечами шли им навстречу и несли бутерброды и термосы с горячим чаем.
На труднике Владиславе Масленникове лежит нелегкая обязанность развезти воду из источника по всей пустыни…
«Они такие! – подтверждает сидящий у Петровича трудник Владислав, отвечающий в пустыни за развоз воды. – Батюшки тогда в пустыни не было». «Ты лучше расскажи, как они кота спасали!» – говорит ему Петрович. Труднику рассказывать про кота неудобно, так как в той истории он сам выглядит не очень красиво: «Это пес виноват, но и мы тогда оплошали!»
Жил в пустыни такой злой пес, что когда печники из села приходили класть дымоходы, то ставили ультиматум: либо они, либо пес. Но сестры с псом не расставались, потому что ходили с ним в лес. Позапрошлой зимой пес загнал кота в колодец, который Владислав забыл закрыть. На жалобное мяуканье к колодцу сбежались все насельницы. Позвали трудников. Владислав спустился на пару метров вниз, дальше лезть не решился: страшно – колодец-то глубиной 24 метра, да весь обледенел к тому же. Пока он убеждал всех, что кот утонул, сестра Светлана (Жукова), которая лечит в пустыни всех животных, надела резиновый комбинезон, страховочный ремень для монтажных работ и прикрепила веревки для спуска. Веревки трудники обмотали вокруг сосен для надежности и стали отпускать сестру Светлану. Насельницы стояли вокруг колодца полукругом на коленях и молились. Вытащили сестру Светлану невредимой и с живым котом. То-то радости было! Накануне сестрам паломницы надарили подарков в честь Рождества, так монахини все их отдали трудникам в благодарность за то, что они крепко держали веревки и помогли спасти кота. «Нас ругать надо, что мы колодец не закрыли. Да побоялись лезть! А они нам – подарки!» – удивляется Владислав…
Вечером после трапезы я насилу дожидаюсь возможности расспросить сестер о рассказанных историях. А они, убирая посуду со стола, переглядываются и тихо замечают, что Петрович – человек хороший, но такой словоохотливый, что когда они его видят на своем пути, то стороной обходят. А трудник Владислав очень исполнительный и трудолюбивый, правда, сбегал из пустыни несколько раз, но уже второй год живет безвылазно. А сами сестры тут, чтобы стяжать мир в себе, мир между собою. И хвалиться им нечем, замечает самая старшая из сестер – Елена. А потом вспоминает случай первого года жизни.
Основатель пустыни старец Софроний двадцать лет был настоятелем Арзамасской Высокогорской пустыни. Перед уходом в лес он предсказал, что в Высокогорской пустыни будет острог для нечестивых. А в лесу, куда он идет, появится большой женский монастырь. В Арзамасской воспитательной колонии для несовершеннолетних, организованной в 1948 году на месте Высокогорской пустыни, сестры, как только удалось выбраться из леса, встретились с малолетними преступниками. После рассказа сестер о двухэтажных нарах, строгом уставе, послушаниях и жизни в лесу обитатели колонии удивились: «Так мы как вы живем!» Сестры перекрестились и ответили: «Молитесь постоянно. Тогда будете как мы»…
Тихо падает снег, укрывая древние седые ели, помнящие еще старца Софрония…
Сегодня я не иду к Вадиму допытываться, что его заставило бросить золото и алмазы и поселиться в этих снегах среди глухого безлюдного леса…
