Что такое Византизм? Связан ли он лишь с прошлым, или это образ будущего? И главное – является ли Россия страной, судьба которой неразрывно связана с византизмом?
Великий русский мыслитель Константин Леонтьев в своей главной книге «Византизм и Славянство» определил Византизм так:
«Что такое византизм?
Византизм есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятийные начала и свои определенные в истории последствия.
Славизм, взятый во всецелости своей, есть еще сфинкс, загадка.
Отвлеченная идея византизма крайне ясна и понятна. Эта общая идея слагается из нескольких частных идей: религиозных, государственных, нравственных, философских и художественных.
Ничего подобного мы не видим во всеславянстве. Представляя себе мысленно всеславизм, мы получаем только какое-то аморфическое, стихийное, неорганизованное представление, нечто подобное виду дальних и обширных облаков, из которых по мере приближения их могут образоваться самые разнообразные фигуры.
Представляя себе мысленно византизм, мы, напротив того, видим перед собою как бы строгий, ясный план обширного и поместительного здания. Мы знаем, например, что византизм в государстве значит -- самодержавие. В религии он значит христианство с определенными чертами, отличающими его от западных церквей, от ересей и расколов. В нравственном мире мы знаем, что византийский идеал не имеет того высокого и во многих случаях крайне преувеличенного понятия о земной личности человеческой, которое внесено в историю германским феодализмом; знаем наклонность византийского нравственного идеала к разочарованию во всем земном, в счастье, в устойчивости нашей собственной чистоты, в способности нашей к полному нравственному совершенству здесь, долу. Знаем, что византизм (как и вообще христианство) отвергает всякую надежду на всеобщее благоденствие народов; что он есть сильнейшая антитеза идее всечеловечества в смысле земного всеравенства, земной всесвободы, земного всесовершенства и вседовольства.
Византизм дает также весьма ясные представления и в области художественной или вообще эстетической: моды, обычаи, вкусы, одежду, зодчество, утварь - все это легко себе вообразить несколько более или несколько менее византийским».
Предпосылки византизма возникли на Руси сразу с принятием христианства. С ним была перенята особая православная культура, сложившаяся в Византийской Империи и отношение к императору-царю как к Катехону. Однако не сразу после Крещения Руси взошли плоды Византизма. Потребовалось несколько столетий чтобы идея обрела плоть.
Русский византизм имеет две метафизические предпосылки. Одна из них связана с так называемым Roma Mobilis или «плавающим Римом», наиболее четко эту идею обозначил монах Филофей. Это идея «Москва – Третий Рим». Принимая эту идею, русский государь становился Катехоном, или удерживающим зло, а народ – частью государства-Крепости.
Второй столп русского Византизма представляет собой Предание о Белом Клобуке. Обе эти концепции легли глубоко в мифос русского народа и стали для него реальностью. Во временя Петровской Руси эта реальность сильно пошатнулась. Новая элита Империи порвала со многими чертами русского византизма. Однако Константин Леонтьев доказывает, что византизм не ушел в небытие, оставшись в сокрытом, порой неявленном, виде как ось русской государственности, которая лишь внешне была одета в западноевропейское платье. Подобно этому советско-марксистское «прогрессивное общество», особенно в сталинский его период, было откатом к московскому прошлому – к сожалению, не во всем и не в достаточной мере. Произошла «подморозка» России, но, недостаточно глубокая и недостаточно долгая. Оттепель и перестройка обрушили все консервативные успехи тридцатых и сороковых. И тут мы встречаемся с парадоксом: некоторые патриотические мыслители отрицали византизм, как идею, заимствованную извне. Так, русский мыслитель Иван Лукьянович Солоневич писал о русской государственности следующее: «Русскую государственность построили MЫ. Не немцы, татары, латыши, как это утверждает Горький и его ученик Розенберг; не князья и бояре, как это утверждают Маркс и Ленин; не Византия или Золотая Орда - а МЫ: несколько сот миллионов Иванов, прекрасно помнящих свое великое, гордое и грозное родство и прекрасно понимающих, что собственно им, этим Иванам, нужно».
Относясь с уважением к трудам Ивана Солоневича и разделяя некоторые аспекты его идеологии, мы смотрим на этот вопрос в иной плоскости. Евразийство говорит о суперэтносе и комплементарности этносов, наиболее подробно об этом в работе Льва Гумилева «Этногенез и биосфера Земли». Надо при этом понимать, что не все этнические системы комплементарны. Но ни один этнос не может с нуля, не опираясь ни на какие предпосылки, полностью выстроить культуру и государственость: мы всегда имеем несколько элементов. К примеру, вся Европа строилась на наследии латинства. Эллинизм повлиял на культуры как Запада так и Востока, дойдя до самых глубин их, во многих аспектах даже созидая их. Платон и платоники дали очень много культуре христианского богословия. Так и Россия создавалась на стыке ряда мощных идей. Если посмотреть на Россию с точки зрения государственности и веры, мы видим византизм. Если же взять аспект организационный, Россия многое взяла от Орды. Нужно наконец-то отбросить «комплекс национальной неполноценности», навязанный нам Западом, отбросить «черную легенду». Россия вошла под длань Орды раздираемым междоусобицами государством, а вышла империей с сильным централизмом, жесткой организацией, присущей как раз Орде. Советский опыт во многом был связан с «ордынством» времен индустриальной эпохи. Яса Чингисхана и этика советской номенклатуры времен Сталина, безусловно, не одно и то же – но сходство просматривается. Где же здесь собственно русское? Оно никуда не ушло. Более того, именно русское является стержнем этой имперской цивилизации. Русский язык был языком всей империи – а ведь именно язык определяет мышление и дает ключи к архетипам, конструируя культурный код и смыслы. Византийская государственность и православная вера легли на плодородную почву русской народной культуры и русской нуменозности (об этом – «Социология Русского Общества», курс лекций А. Г. Дугина). И византизм, и наследие Орды были переработаны русским народом в совершенно особом ключе, при этом чистота веры осталась непоколебимой. Особенно следует обратить внимание на изменения в принципе преемства власти, о чём Леонтьев писал: «Вместо избирательного, подвижного, пожизненного диктатора византизм нашел у нас Великого Князя Московского, патриархально и наследственно управлявшего Русью. В византизме царила одна отвлеченная юридическая идея: на Руси эта идея обрела себе плоть и кровь в царских родах, священных для народа. Родовое монархическое чувство, этот великорусский легитимизм был сперва обращен на дом Рюрика, а потом на дом Романовых.»
Русская монархия – уникальный строй, безусловно, продолжающий линию Катехона, но тем не менее не совпадающий напрямую с византийским принципом престолонаследия. Более того, в наследственной монархии принцип Катехона выражен ярче.
Все народы России-Евразии внесли свою лепту в развитие и историю имперской культуры – это и есть «цветущая сложность». Однако именно русский народ и его культурная, политическая, военная и хозяйственная деятельность являлись стержневыми в развитии России-Евразии, начиная с эпохи Московской Руси. При этом сама русская культура восходит к архаическим пластам – эта культура ещё была жива на закате советской эпохи, хотя и находилась в глубоком кризисе. Крестьянский коллективизм создал совершенно особый тип хозяйства и общества, последние отголоски которого становились доминантой в советском строе несмотря на весь трагизм положения крестьянства при Советах. Радикально иной культурная доминанта масс стала только после перестройки. Навязчивый лейтмотив западной потребительской культуры гремит до сих пор. Здесь и кроется ключ к вопросу о глубинной травмированности русского общества. Это явление Александр Дугин описал как русский археомодерн.
Вернемся к византизму. Какие аспекты византизма можно спроецировать на сегодняшний день? С точки зрения геополитики Россия должна быть Империей. Национальное государство – враг византизму. С точки зрения культуры мы говорим о консервативных православных ценностях при сохранении цветущей сложности и прав всех традиционных конфессий. В эстетике русский византизм явлен в храмовом зодчестве. Возврат к этому стилю, хотя и не повсеместный, виден и сегодня.
Важной чертой византизма является особенная культура мысли. Это полная противоположность современной. В этом отношении сегодня мы терпим глубокий кризис. Цинизм и ирония и недоверчивость, презрение к ориентирам традиционного общества были переняты русской интеллигенцией с Запада. Нам нужно радикально отвергнуть мысль, сформированную школой Декарта. Вообще наследие Реформации есть продукт разложения Запада и глубокого культурного кризиса. Принимать этот яд то же самое, что переливать кровь трупа живому человеку. Необходима консервативная революция русской мысли – и во многом это окажется возвратом к средневековому мышлению, что совершенно не означает отказ от науки и техники. Просто научно-техническому развитию будет закрыт путь в некоторые табуированные зоны, в которых, впрочем, учёные не могут быть компетентны. Для тех же, кто считает возврат к средневековой мысли деградацией мы предлагаем прочитать работы Ивана Грозного или хотя бы ознакомиться с фильмом Б. Лизнёва «Царское дело». Ясность и острота мысли поражают и сегодня. Эта мысль куда самостоятельнее и полноценнее, иерархичнее и логичнее, чем истерические конвульсии западных теоретиков типа Поппера и Хайека.
Нам нужен холизм мысли.
Ключевым вопросом византизма является вопрос эсхатологии. Любые формы хилиазма неприемлемы. Апостасия неизбежна, как и Конец Света. Империя есть ковчег, способный дать в Последние Времена возможность теургии и возможность спасения – как личного, так и общего. Однако, Империя не отменяет ни Конца Времен, ни апостасии – лишь задерживает их. Главная цель государства – отсрочить распад, остановить губительные тенденции, дать заслон злу. При каком политическом строе возможно полноценное русско-византийское бытие? Для России такой строй может быть связан с Четвертой Политической Теорией и ее русской формой – социал-монархизмом. Мы писали об этом подробно в нашей статье «Эволюция против революции: аспекты Социал-монархизма», где провели обзор идей А. Г. Дугина и В. И. Карпца.
Сознание государства как многонациональной державы, спасительного Ковчега перед лицом разлагающей угрозы столпотворения и вавилонского всесмешения – вот каково метафизическое послание столь необходимого сейчас Византизма.
