26-го сентября Петербург был потрясен доселе невиданным событием – приездом Александра Дугина. Формальным поводом приезда послужила лекция на философском факультете Санкт-Петербургского Государственного Университета «Молодежь как антропологический концепт. Евразийский ответ». Но наши планы были масштабнее.
Все началось с пресс-конференции в Интерфаксе на близкую лекции тему «Сценарий 2008. Фактор молодежной политики». Александр Дугин поведал собравшимся журналистам, в общем-то, прописные для евразийцев вещи, особенно остановившись на желании атлантистских сил расчленить Россию, на том, как для этих целей может быть использован период с 2008 по 2012 год, и какую роль он отводит в этом процессе Евразийскому Союзу Молодежи. Безусловно, речь зашла о недавнем митинге, прошедшем в Москве на Славянской площади. Из зала тут же прозвучали вопросы об источниках финансирования и количестве членов ЕСМ в общем и в Петербурге в частности. Как обычно, журналистов меньше волновали наша идеология и судьба России, нежели так называемая «кухня».
Конференция получилась довольно короткой, поскольку далее был запланирован прямой эфир на радио «Эхо Москвы – Санкт-Петербург». Несмотря на муссируемую «оранжевость» данной радиостанции, нас встретили весьма приятные люди. Во время прямого эфира в студию поступило довольно много звонков от слушателей. Безусловно, все они были не согласны с нашей позицией. Так, один из них задал вопрос, содержавший пространное рассуждение о том, как хорошо и сытно живется в Европе.
Прямо из студии, мы направились к месту проведения лекции. Необходимо сказать, что меня порадовало количество собравшегося народа. Зал был практически полон. Представил Александра Дугина пришедшим заведующий кафедрой международных политических процессов Ачкасов Валерий Алексеевич.
Наталья Луковникова
Количество пришедших на лекцию, действительно, могло порадовать кого угодно – она уже началась, а слушатели всё приходили и приходили, с грохотом различной тональности рассредоточиваясь на задних рядах. Правда что, было движение и обратное – минут через десять после начала некоторые студенты принялись потихоньку ретироваться, но явление это не приобрело массового характера, да и освободившиеся места через какое-то время снова занимались. Всё это с периодически вспыхивавшими разговорами на отвлечённые темы и позвякивающими мобильниками. В общем, на задних рядах лекционного зала бурлила привычная студенческая жизнь, как это всегда бывает в тех случаях, когда, чтобы прийти или уйти, студентам не надо проходить мимо грозного лектора.
Дугин начал читать лекцию действительно как-то сурово – у меня даже включился тщательно забаррикадированный студенческий отдел памяти, и я струхнул, что сейчас будет какой-нибудь коллоквиум или зачёт. Во всяком случае, такой свободы, как на лекциях «Нового Университета», я не ощутил. Система, даже образовательная, всегда даёт о себе знать. Но это, наверное, личное ощущение.
«Коллеги» - так Дугин обратился к собравшимся, объединяя этим термином и будущих философов, т. е. хозяев зала, и младоевразийцев, их гостей. Однако, учитывая содержание лекции - «Молодежь как антропологический концепт. Евразийский ответ» - «коллеги» можно распространить и на принадлежность слушателей лекции (во всяком случае, подавляющего большинства) и самого лектора к молодёжи. Когда по завершении лекции Александру Гельевичу начали задавать вопросы, я всё ждал, что кто-нибудь спросит его, считает ли он сам себя молодым. Не спросили – наверно, всё и так было очевидным. (Вопросов, кстати, задавали много и мудрёно, но у всех них была одна общая черта – если бы пришедшие на лекцию Дугина были знакомы с его работами и с последними евразийскими разработками, у них не было бы вопросов. Во всяком случае, таких).
Итак, кто есть мы, молодые, с точки зрения науки о человеке - антропологии? Если учесть, что центром антропологии (классической антропологии) является взрослый сформировавшийся человек, вокруг которого и ради которого всё якобы и происходит, то молодой человек в этой перспективе получается лишь неким «недовзрослым существом», которое, научно говоря, рассматривается как процесс перехода от детского состояния к взрослому. Если на детях антропология фокусирует внимание как на начальной стадии, то размытое понятие «молодые люди» оказывается практически полностью обделённым вниманием с её стороны. Молодёжь – это что-то нестабильное, поэтому, получается, на ней не стоит концентрировать внимания.
Т. о. проблема «молодого человека» совершенно не рассмотрена. «Легко ли быть молодым» не в счёт. Этот фильм и ему подобные культурные явления – лишь лакмусовая бумажка, отражающая, что такая проблема действительно существует, причём существует уже давно. Отсутствие досконального изучения «молодого человека» чревато ещё и тем, что, не имея ответа на вопрос «что есть молодость», мы не можем ответить и на вопрос, как, где и когда должна происходить инициация этого молодого человека, если уж говорить о сакральном складе жизни, а о нём мы говорить должны, чтобы не быть «големами». Заговорив об инициации, Александр Гельевич, кстати, упомянул и антропологию мёртвых. Крайне интересная тема.
Но, глядя по сторонам, с течением времени игнорировать «молодёжный фактор» стало уже просто невозможно, потому что невозможно игнорировать очевидное и тем более действующее. Молодёжная антропология уже есть. И у неё есть одна отличительная черта – она политизирована. Если раньше даже не обсуждалось, что «молодёжное движение» может быть самостоятельным, то теперь это принимается как само собой разумеющееся. Плюс эксплуатируемый всеми, кем только можно, термин «молодёжная субкультура».
Молодёжь – это уж не просто «переходный возраст», это уже стиль жизни, который даже налагает определённые обязательства на человека, переступившего порог молодости – благодаря чему, в частности, и существует популярное словосочетание «старый хиппи». Это, вообще говоря, классический ход постмодерна.
Вот именно: постмодерн – главный элемент молодёжной антропологии. Границы поколений стираются, сами поколения перемешиваются, и теперь мы оперируем не понятием «недовзрослые» в приложении к молодым людям, а «недомолодые» в приложении к взрослым людям.
Также, в соответствии с концепцией молодёжной антропологии, если «старый хиппи» становится таковым потому, что не хочет уходить из молодости, то молодёжная наркомания по большей части обусловлена шоком, который испытывает молодой человек, осознающий, что у него отнимают детство. Наркомания – это глубоко психологическое явление, которое можно назвать и «неправильной» инициацией – молодой человек входит в потусторонний мир (что и полагает обряд инициации), но входит в него ущербно, и не известно, выйдет ли он оттуда, а если и выйдет, то каким.
Хотя у молодого человека до конца не выстроена система дифференциаций (а для этого необходимо насилие – как обязательный элемент инициации), он разбирается гораздо лучше, что работает на него, а что против него, кроме того, в нём содержится много энергии, которая требует выхода – именно поэтому политика всё более «молодеет», растёт число молодёжных движений. В постмодерне мерой всех вещей становится сам молодой человек – так, что можно даже ввести понятие «молодильная вода постмодерна».
Процесс «омоложения» используется в своих интересах западной атлантистской цивилизацией. Молодёжь понимается уже не как жизненный период, не как стиль жизни, но как класс. Человеку, который ощущает себя молодым в независимости от того, каким является его фактический возраст, противопоставляется человек, который, может, молодым-то себя не ощущает, но полностью подчиняется навязанным «молодёжным» законам. Ювенилизация делает ставку на игровой и развлекательный характер любой деятельности – начиная от просмотра телевизора, по которому демонстрируют несметное количество юмористических и развлекательных программ, и заканчивая политикой, в которой сегодня на плаву могут удержаться лишь «клоуноподобные» деятели типа Жириновского, которые дают шоу, но не делают дело. Политики же «старой закалки» типа Зюганова постепенно уходят в небытие.
«Оранжевые» революции, сотрясающие правление Путина (единственный «крючок», по словам Дугина, на котором поддерживается российская политика), происходят из этой же ювенильной области: они не совершаются партиями, которые теперь однозначно рассматриваются как устаревший факт, они осуществляются «беспартийной» молодёжью, которая к политике относится, как к игре. Вроде никто ничего не делает, все просто сидят за своими компьютерами, потом все скопом выходят на улицу – и власть меняется.
Ювенильная политика – одно из обещанных чудес Антихриста: «вечная» молодость плюс всё делается «само собой».
Надо ли говорить о том, какую инициацию проходит «оранжевая» молодёжь? Это квази-инициация, это контр-инициация, это анти-инициация. Евразийский Союз Молодёжи одну из своих задач видит именно в том, чтобы молодёжь прошла полноценную инициацию, полностью в соответствии с логикой мифа. Без игры и развлечений, но с болью, ибо боль проверяет и укрепляет нас. Прошедший настоящую инициацию молодой человек войдёт в Россию вечную, в Россию потустороннюю.
И ещё три тезиса. Евразийская молодёжь – не столько «молодёжь», сколько «евразийская». ЕСМ – это постмодерн. «Оранжевые» - это не цель ЕСМ, это лишь разминка.
После лекции состоялось собрание питерского отделения ЕСМ, на котором присутствовали младоевразийцы из других городов. Они приехали не только на лекцию и собрание.
Именно такого содержания афиша висела 27 сентября на дверях одного из ленинградских театров, привлекая внимание мгновенно трезвеющих прохожих, пугая падающих из окон старушек и возбуждая милиционеров. Внутри помещение представляло собой небольшой актовый зал с непонятного назначения зеркалами на стенах, завешанными флагами с успевшими навести шороху за последние полгода золотыми крестострелами на черном фоне. Снаружи прогуливался ослепительно красивый молодой человек в развевающемся плаще с тем же самым логотипом, зазывая народ приобщиться к евразийской культуре Апокалипсиса.
Народу зазвалось много – я ожидал, что кроме организаторов будет десять-пятнадцать сверхчеловек, сагитированных на лекции, прошедшей днем ранее, а пришло не менее пятидесяти разношерстных персонажей. Не так уж все и плохо в нашем маленьком болотце!
Концерт открыл известный московский богобес Олег Фомин, которому взялся подыгрывать ударник «группы, травмирующей атлантистскую психику». Вокал было слышно не очень, но публика заметно воодушевилась, за исключением разве что готов (да, да, там и они были!). Еще бы, это вам не готика, это ГЕТИКА. В конце выступления Фомин отложил гусли, взял бас-гитару и слабал забойный рок-н-ролл про Алину, которая сидит в тюрьме. Тут уж безучастными не остались даже готы.
Вторым пунктом программы шел герой чернобыльской правой сцены Сволочь. Сволочь почему-то публике не понравился, хотя по-моему был хорош. Очень душевно, хотя местами неразборчиво, орал песни про резать, пытать, взрывать и вешать. Библия Бомбы, вот.
После Сволочи выступил со стихами один из лидеров московского ЕСМ Юрий Горский. Перед собственно декламацией он сказал речь про Евразийский Союз Молодежи, неожиданно возымевшую действие - собравшиеся бомбардировали поэта вопросами, раскупили книги Дугина, которыми торговал в уголке специально для этого приехавший казанский евразиец, а после концерта мы недосчитались нескольких вымпелов.
Стихи Горского замечательные, очень понравились. Сзади меня сидела симпатичная блондинка из числа поклонниц ансамбля «Травмпункт», которая презрительно констатировала «это он, типа, под Бродского косит?» и так воодушевилась осознанием собственного интеллекта, что повторяла это после каждого стихотворения. Впрочем, в чем-то она права - фамилию-то явно содрал.
Завершило программу долгожданное девочками в майках «пурген» выступление наци-панк группы «Травмпункт». На "Травмпункте" я уже порядком утомился и не могу ничего внятного сказать по этому поводу, разве что то, что они собрали публику, и это уже хорошо.
На этом мы закончили концерт и пошли провожать Фомина и Горского на вокзал. По дороге Фомин пугал прохожих и декламировал зажигательный евразийский гимн неизвестного авторства с участием Эволы, Генона и прочих фетишей.
В целом мероприятие прошло отлично, я считаю – и в плане пиара, и в плане угара, и в плане опричного евразийского осатанения. Радует, что даже в насквозь пропитанном западническими и сепаратистскими настроениями Ленинграде есть немало людей, сочувствующих евразийским идеям, и талантливых поэтов и музыкантов, готовых поддержать этих людей собственным творчеством.
